23 апреля 2010 г.
The Nation
Кочабамба, Боливия: 11 часов утра. Эво Моралес превратил огромный стадион в классную комнату, выставив ряды наглядных пособий: бумажные тарелки, пластиковые стаканчики, разовые плащи, изделия из тыквы, деревянную утварь и разноцветные пончо. Все для того, чтобы пояснить свою главную мысль: «для борьбы с климатическими изменениями следует восстановить традиции коренного населения.”
Но богатым странам неинтересно слушать его уроки, они проталкивают свой план, который (в лучшем случае) приведет к росту средней глобальной температуры на 2 градуса Цельсия. “Это значит, что растают ледники Анд и Гималаев,” объясняет Моралес тысячам людей, собравшихся на Всемирную народную конференцию по климатическим изменениям и Правам матери-Земли. Он, однако, умалчивает о том, что сами боливийцы не в силах спасти ледники.
Боливийский климатический саммит – одновременно праздник, воодушевление и некоторая доля абсурда. Под всем этим можно почувствовать эмоции, породившие конференцию: ярость против беспомощности. И это не удивительно. Боливия находится в самом разгаре драматических политических преобразований: национализация главных отраслей промышленности и пробуждение самосознания коренного населения. Но когда речь идет о наиболее тяжелом, экзистенциальном кризисе Боливии — а именно, о том, что тающие ледники ставят под угрозу снабжение водой два главных города, боливийцы беспомощны что-либо сделать.
Все дело в том, что причина, по которой происходит таяние ледников, находится не в Боливии, а на дорогах и в промышленных зонах богатых западных стран. В Копенгагене лидеры наиболее уязвимых стран, которым угрожает климатическая катастрофа (такие как Боливия и Тувалу), активно выступали за радикальное сокращение выбросов западных стран. Им вежливо дали понять, что у Севера другое мнение на этот счет. Более того, Соединенные Штаты не хотят, чтобы маленькие страны, такие как Боливия, участвовали в выработке решения по климату. США будут искать соглашения с другими странами–загрязнителями за закрытыми дверями, а затем сообщат остальному миру о своем решении и пригласят поставить свою подпись, что, собственно, и имело место в Копенгагене. Когда Боливия и Эквадор отказались поставить подписи, правительство США урезало свою дотацию этим странам на 3 и 5 млн долларов соответственно. “Бесплатный сыр только в мышеловке,” объяснил главный переговорщик США по климату Джонатон Першинг. (Это ответ для всех, кто недоумевал по поводу отказа активистов Юга подписать соглашение по “климатической помощи” и требовавщих погашения “климатических долгов”). Послание Першинга, вызвало у многих шок, и было предельно циничным: если вы бедны, у вас нет прав, чтобы настаивать на собственном выживании.
Тогда Моралес пригласил “социальные движения и защитников матери-Земли…ученых, преподавателей, юристов и правительства” приехать в Кочабамбу для нового саммита по климату; его главной мотивацией был протест против беспомощности, попытка построить основу для реализации права народов на выживание.
Боливийское правительство выступило с инициативой и предложило четыре больших идеи:
– природе следует делегировать права, которые будут защищать экосистемы от разрушения (“Универсальная декларация прав матери-Земли”);
– страны, которые будут нарушать эти права и другие международные экологические соглашения, должны будут отвечать перед судом (“Климатический Судебный Трибунал”);
– бедные страны должны получать различные виды компенсации за кризис, с которым сталкиваются, но в котором не принимают участие (“Климатический долг”); и
– должен быть разработан механизм для людей во всем мире, позволяющий выражать свое мнение по данным проблемам (“Всемирный народный референдум по климатическим изменениям”).
Следующий этап – созыв мирового гражданского общества для выработки конкретных деталей. Ранее были созданы 17 рабочих групп, и после онлайнового обсуждения, они встретились в Кочабамбе с целью выработки окончательных рекомендаций для саммита. Это замечательная работа, хотя и далека до совершенства (например, как отметил Джим Шульц из организации Демократический Центр, рабочие группы больше спорили относительно пункта об устранении капитализма, чем о конкретных механизмах проведения глобального референдума). Несмотря на это, можно сказать, что самым важным достижением боливийского саммита была приверженность партисипативной демократии.
И это потому важно, что провал в Копенгагене во многом вызван провалом демократии. Процесс, начатый ООН, давал равные голоса 192 странам, но был практически сорван. Даже такая знаменитость как Джеймс Лавлок пошла на поводу у организаторов: “Я меня было такое чувство, что изменение климата можно приравнять к войне,” заявил он Гардиен. “Возможно следует придержать демократию на время.” В самом деле, только небольшая группка стран составляла Копенгагенское соглашение — после чего большинство стран почувствовали свою беспомощность. Напротив, Боливия выступила в Копенгагене за партисипативный процесс, и это был наиболее радикальный голос.
Организуя саммит в Кочабамбе, Боливия пытается обнародовать успехи, которые она достигла на национальном уровне, и пригласить остальной мир для выработки совместной повестки дня, упреждая следующую встречу ООН по климату, намеченную в Канкуне. По словам представителя Боливии в ООН Пабло Солона, “Единственное, что может спасти человечество от трагедии, это глобальная демократия.”
Если это так, то процесс, начатый Боливией, может не только спасти планету, но и способствовать установлению глобальной демократии. Неплохо придумано.
________________________
Данная статья впервые появилась в журнале The Nation (www.thenation.com)
Наоми Клейн (Naomi Klein) известная журналистка, ведущая рубрику в журналах, автор международных бестселлеров, таких как «Шоковая доктрина: Расцвет убийственного капитализма» (The Shock Doctrine: The Rise of Disaster Capitalism). и др.
www.naomiklein.org
Copyright © 2009 The Nation